Этими материалами с нами поделились наши читатели. Надеемся, они будут вам интересны. Спасибо пользователю LunaTreck за присланный текст.

Гляжу на него сквозь прицел аппарата и думаю: сколько его собратьев сидит сейчас в клетках! Зелёных, розовых, красных. Хохлатых, хвостатых, носатых. По всей земле!

Сперва они отвыкают летать. Потом начинает выпадать перо. Облезлые, скучные сидят и сами себя ругают: «Попка дурак, попка дурак».

И вспоминают, наверное, вот этот лес...

Попугай привёл к пальме. В стволе темнеет дупло, в нём попугай живёт. Он окунулся в дупло, выставя тонкий хвост, наверное, кормил птенцов. А дупло ему выдолбил дятел. И в джунглях дятлы долбят дупла для птиц. А вот он и сам — скачет по пальме вверх.

Тропические леса Азии и животные, их населяющие интересных и фотографам, и натуралистам, и обычным туристам. Для тех, кто собирается в эти края, мы приготовили несколько важных обзоров: “Все о непальском флаге и гербе”, “Страна Непал – интересное и удивительное” и “Выезжающим в Непал – виза для россиян”.

Красный хохол, зелёные крылья и золотая спина! Золотой минный бенгальский дятел. Перелетел на солнечный куст и засиял как солнечный зайчик.

Под пальмой «змеиный дом» — так называют заброшенные термитники, изрытые норами, словно сыр. В норах поселяются змеи и ящерицы.

Змеи попрятались, они ещё издали услышали — животами!— мои шаги. А юркие ящерки бесстрашно шуршат в сухих листьях пальм, как мыши в груде бумажек. Большая агама смотрит из-за ствола презрительно и высокомерно, как это умеют делать только агамы. Да ещё верблюды.

Колючий лес потихонечку открывается. Выпорхнула из чащи совка и уставилась круглыми выпученными глазами. По виду знакомая сплюшка, но это браминов сыч. Его я знал по картинке, и вот он передо мной живой.

Протопотал вдруг рядом зайчишка — вот уж не ожидал! Заяц в джунглях! Но тоже не знакомый русак или беляк, а никогда мной не виданный джунглевый заяц.

Обитатели леса показывались, удивляли и заманивали за собой. Но солнце уже так поджаривало, что пора было прятаться в тень.

Под акацией, как под настоящим зонтом, тень зелёная и густая. А рядом пекло — ослепительное и горячее. Руку выставить страшно: опалит, ошпарит, сожжёт! Вот так бы стоял в прохладной тени и слушал сонное шарканье пальм. В лесу и, не двигаясь, можно немало увидеть. В лесу часто так: идёшь — и никого, а спрятался — все и появились.

И появились...

За сетью ветвей и листьев поплыли рыжие пятна, замелькали тонкие ноги каких-то зверей. Поджарые бока, юловы, похожие на овечьи. Так это же гарны! Одни безрогие самки — потому-то я сразу и не узнал. У гарнкозлов примечательные рога — острые и прямые. Торчат на голове в виде римской пятёрки.

Кидаюсь наперерез, забыв про жару и колючки, перебегаю, пригнувшись, от пальмы к пальме, выискивая просвет, чтобы лучше увидеть. А гарны плывут впереди золотистыми пятнами, не отдаляясь, не приближаясь и не выставляя се6я на вид.

Я забыл про колючки, но они про меня не забыли. Шипы и гвозди вцепились в рубаху; я забился, как карась на крючке. А гарны растворились и в сумятице листьев, теней и бликов — словно и не было их, и неё это только мне показалось.

Фотоохота тем хороша, что отчаяние и надежда всегда рядом. Только я выдрался из колючек, проверил своё ружьё, как прямо перед собой увидел рогатых самцов! На меня уставились чёрно-бурый старик и двое рыженьких молодых, и у каждого на голове торчала «пятёрка», и каждый рог был закручен штопором.

Козлы метнулись в пальмовые кусты, потом перелетели через дорогу, как большие рыжие птицы.

Не беда: гарны жили в этом лесу, они были где-то рядом, и надо было к ним только приноровиться. Это как и грибы— трудно увидеть первый. А потом глаз настроится и только успевай нагибаться. Надо настроить глаз, и тогда...

На обочине прошуршало, и нечто белое перелетело тропу. Не то что «выстрелить» — тиком и разглядеть не успел. Белое скрылось мгновенно, но изнутри уже всё ликовало: это она, диковинная белая гарна!

Потом, потом заново переживу эту невероятную удачу, сейчас скорее вдогон, вдруг это та лёгкая полоса, когда ижё получается и удаётся.

Бегу, то разгребая листья пальмового подлеска, то продираясь сквозь колючки акации и стою, замерев, у бетонных серых стволов, вслушиваюсь в шорохи.

Крохотулечка - озерко впереди — лужа зеленоватой воды. К воде наклонились пальмы. Так тут уютно и потаённо, что непременно кто-то должен сюда прийти. Вот он появится, этот «кто-то» — и картина станет законченной. Будет положен последний мазок.

Ощущенье, что кто-то сюда придёт, было так сильно и несомненно, что я заранее спрятался за куст.

В голый пальмовый ствол негромко постукивал дятел, потряхивая красным хохлом. Агама на камне с трудом заглатывала жука и «менялась в лице» — то краснела, а то синела. И зубчатый гребень у неё на шее то поднимался дыбом, то расслабленно опускался. Выбежал из зарослей турач-франклин, растерялся на солнце, вскрикнул и снова нырнул в спасительные кусты.

...Шурша опавшими листьями, к воде сползли на копытцах стройные оленухи — все в «веснушках» от головы до хвоста! Они прильнули к воде. И тут появился олень — вдвое пятнистей оленух, втрое пятнистей нашего пятнистого оленя, которого за красоту прозвали оленем-цветком. Вся шоколадная шкура в белый горошек — как тёмное небо в звёздочках! По этим крапинам я узнал, что это олень-читал — самый пятнистый в мире олень. Самый красивый олень джунглей.

Озеро ожило. Тут можно было стоять без конца: уйдут олени — кто-то ещё придёт. Обитатели леса будут сменять друг друга — было бы терпенье и время. Но времени не было у меня.

Я выбрался из кустов, и сразу же улетел краснохохлый дятел и унеслись крапчатые олени. Вот так всегда: мы с удовольствием смотрим на дикарей, дикари же на нас не хотят смотреть... Ни на что уже не надеясь, я брёл по узкой тропинке, разомлев от усталости и жары. Но лес уже готовил мне редкостную удачу.